Тиламарт сидел посреди лагеря, на земле, опираясь о чей-то дом. В лагере жизнь кипела и бушевала, но к его слуху она не доходила. Эльф определенно не был в этом мире. Единственное восприятие происходящего заключалось в тех картинках, которые проскакивали перед глазами, да и те были как бы далеко и размыты. Тиламарт сейчас погрузился в свои мысли, и сейчас на все ему было плевать. То, что лорд Феанор создавал своими руками, то к чему стремилась его душа, то, ради чего горело его пламя, прямо сейчас разваливалось прямо на глазах одного из самых преданых слуг. "Прошло только немного времени с того момента как умер Старший Сын Финве, а уже все к чему он стремился, потеряно, все чего он хотел забыто. Все-таки, Мандос не солгал, и нам, тем, кто вторил клятве Феанора, сейчас не остается ничего, как лить слезы. Феанор покинул нас, служивших ему, оставив на своих сыновей, а они сейчас забыли лицо своего отца и расклеились, только и делают, что льют слезы и ноют о боли. О Эру, до чего же мы докатились, носители пламени Феанора, где наша гордость, где наша сила, где же наша воля к победе? Вместо всего этого, мы сейчас сидим и ноем в этом загоне для зверья, да ещё и позволили приспешникам презренного Моргота жить вместе с нами, и говорить с нами как с равными. Нет, Лорд Феанор за рано бросил нас, потому что он ещё на смог воспитать достойных продолжателей своего дела. Надеюсь там, в Мандосе, он не видит сейчас своих сыновей. Для него это было бы больнее, чем смерть отца и кража Сильмарилов. Финве - умер, защищая свой дом, Сильмарилы - это всего лишь вещи, которые были украдены врагом. А сыновья - это своя собственная кровь, своя душа, а в конце пути, они были и единственной надеждой Феанора на то, что клятва не была произнесена в пустую, они были единственной надеждой Лорда на правосудие. Но сейчас, oни не были теми, кто способен на это. Сейчас они не были сыновьями своего отца, они даже не были тенью тех парней, которых Я когда-то знал в Амане, куда-то делась их гордость, норов, сейчас они стали слабы". Тиламарт крепче сжал рукоять меча, и послышался скрип кожаной перчатки, которая терлась о подарок Лорда Феанора. Но и этот звук, слух эльфа отказался воспринять. Меч Благородного Зверя в ножнах стоял на земле, а сам Зверь опирался об него, так и сидя на земле, погружен в свои мрачные мысли.
